Тьмы, даже такой, в которую сейчас превратилась ночь, было явно недостаточно, чтобы заставить Эгона паниковать. Какая-то часть его сознания - наверно та самая, которая подсказала великолепную идею выбраться из болот - сообщила, что так оно даже лучше, потому что это однозначна не та тьма, через которую видит глаз эльфийского лучника. Остальное сознание, благо его было достаточно, чтобы не радоваться такой удаче слишком откровенно, все еще оставалось в здравом уме. Его хватило на то, чтобы понять, что эльфы, хоть с луками, хоть с магией, не могут быть так же опасны, как то, что решило поиграть с ними.
Игра. Маг не мог сказать, почему это пришло в голову, так же, как не мог объяснить себе, почему это не пришло ему в голову раньше. Но когда пришло, обдумывать эту глубокую мысль стало попросту некогда, потому что играющий, чем бы он ни был, совершил следующий ход, не беспокоясь о том, успевают ли делать свои ходы все остальные.
Для того, чтобы заставить Эгона паниковать, тьмы было слишком мало. Но вполне достаточно было того, что он почувствовал в следующее мгновение. Чувство знакомое, но обычно вызывать его у себя приходилось мысленным усилием, для того, чтобы преодолеть порог, а теперь тело как будто само решило напомнить, что не принадлежит ему. Стало неудобным, попросту тесным, заставляя вспомнить о размахе крыльев, о чувстве полета, для которого ни в одном смертном языке не было слов, потому что летали смертные коротко и чаще всего после этого опыта уже не могли им поделиться. Но для дракона небо - это второй дом, а в некотором смысле, может быть и первый. Рэндалл через зубы втянул в себя воздух, заставляя себя сосредоточиться на двух ногах, двух руках, тонкой коже и полнейшем, абсолютном отсутствии всякого намека на хвост. Проклятие, хуже всего было даже не то, что он едва не поддался на провокацию, а то, что он не знал, даже не подозревал о существовании магии, которая могла бы вернуть его в истинный облик, и это незнание досаждало ему едва ли не больше, чем все еще неудобное, как будто с чужого плеча, тело. Едва ли не больше, чем то, что он, как какой-то едва расправивший крылья птенец, полностью сосредоточившись на контроле личины, упустил момент, когда лезвие меча с шумом рассекло воздух, чтобы остановиться у его шеи. Рука, которая в любой другой момент остановила бы клинок на половине его пути простым прикосновением, а при случае могла бы и вовсе обезоружить противника, вывернув меч из ладони, застыла в воздухе, взгляд - на странно изменившемся в свете магического пламени, освещенном лишь с одной стороны, а с другой - тонувшем в темноте, лице ученицы. Слов же попросту не было, слова ведь надо еще вспомнить. Продолжалось это, впрочем, недолго. Время двинулось дальше, клинок был отведен, ладонь прошлась по чуть было не пострадавшему горлу, ощущая совершенно нехарактерную для человеческой - полуэльфийской - кожи жесткость и текстуру. Взгляд же скользнул на вполне пристойную сферу огня, которой Эгон едва заметно кивнул - то ли в знак одобрения, то ли приветствия, как старому доброму знакомому.
- Не так уж и плохо. Всего третья попытка.
Он хотел заметить, что свежий воздух все же отлично стимулирует магические способности, но не заметил. Как раз потому что Элла была права: свежим воздухом тут и не пахло. Нет, не так, запах был самый правильный, тот, который и должен быть ночью в окружении плотного леса, самые юные деревья которого должны были бы помнить визиты дедов Эгона. Терпкий запах, влажный запах, теплый запах дерева и холодный, солоноватый - западного ветра. Обоняние стало острым почти так же незаметно, как кожа начинала свой путь к тому, чтобы стать чешуей, но даже оно не улавливало сладкого запаха тления или острого - крови. Ничего такого, что могло бы натолкнуть на мысль о запахе смерти. И все же, пахло смертью. Он невольно скривился. Как-то все чересчур, даже для этого места: до сих пор Рэндалл считал, что вкус и чувство стиля у местных богов тоньше.
- Тому, к кому мы шли в гости. А может быть, сам себе. Не похоже, что этому лесу могла бы понравиться идея принадлежать кому-то.
Страх, верно. Запах смерти был лишь одной из граней запаха страха, который пробирался в ноздри и норовил добраться до легких. Рационального в нем было немного, и даже малейшие крючки - темнота, пропажа спутников и те усилия, которые приходилось прилагать для того, чтобы остаться человеком - держались плохо. Они были сами по себе, а страх - сам по себе, страх был первобытным и необъяснимым, тем, который впитывают даже не с молоком матери, а в ее утробе. Рэндалл нахмурился: открывать и закрывать сознание для него было так же просто, как для смертного - заговорить или закрыть рот, то есть, обычно было. Совершенно нормальная привычка, когда живешь среди тех, кто предпочитает общаться, минуя голос и слух. Но тот, кто распоряжался здесь, совершенно бесцеремонно врывался в мысли и перекраивал их на свой вкус. Не то чтобы это требовало особого мастерства, просто было отвратительно.
- Если хочешь, покажу тебе заклинание, которое притупляет страх. Добрая половина всех эпических подвигов, воспетых в балладах, без него точно не обошлось. Однако считаю своим долгом напомнить, что в доброй половине доброй половины эпических баллад безудержное бесстрашие как раз и доводит героя до героической смерти.
Сфера огня тем временем решила, что нет ничего лучше, чем обрести наконец свободу. В том, что это была именно свобода, то есть ученица не имела к перемещениям своего творения ни малейшего отношения, Эгон уверился почти сразу, достаточно было внимательнее посмотреть в растерянные и в самом деле тронутые страхом глаза. Удивительно, но он не мог припомнить, когда видел страх в глазах принцессы, да и случалось ли такое за время их короткого знакомства. Некоторое время он не без любопытства знакомился с новой стороной императорской дочки, а затем опять переключил внимание на порождение ее магии. Или не совсем ее? Вечно находится доброхот, который рад помочь немного, а потом предъявляет права на весь результат.
- Никогда не ходить за ведущим тебя огоньком. Это разумно, верно?
Это было первым правилом на болотах, ну или одним из первых, но едва ли оставалось тем же самым здесь, в полнейшей темноте, когда кто-то очень медленно и предупредительно пытался лишить их единственного света. Нет, не лишить, но заставить бояться возможной потери. Кто-то, кто смог не уничтожить, но перехватить чужую магию, воспользоваться ею. Не невозможно, но высшее мастерство. Посмотреть на этого виртуоза дорогого стоило, так что Рэндалл не спеша двинулся за сгустком пламени. Продвигался вперед без опасений, что налетит на какую-нибудь ветку или корень, потому что тот, кто их вел, наверняка знал лес как свои пять пальцев (если у него вообще были пальцы, и если их было пять). По сторонам не смотрел и не оглядывался: смешно пытаться запомнить дорогу там, где дороги подчиняются совсем не твоей воле. Шаги, признаться, считал, но скорее по привычке, чем по необходимости. Шар резко взлетел в беззвездное небо и рассыпался снопом искр ровно через сто.
Рэндалл смотрел вверх, наслаждаясь зрелищем, а искры и не думали гаснуть, неторопливо, как огненный снег, кружа в воздухе и оседая на землю, чтобы высветить почти идеально круглую поляну, на которой они оказались и расходящиеся от нее лучами дороги.
- Аха, - удовлетворенно выдохнул маг, хотя, по правде говоря, получил не совсем то, на что рассчитывал и совсем не то, на что надеялся. Но эта узнаваемая подпись автора ему нравилась значительно больше, чем напущенный страх или флёр смерти, который различила даже принцесса. - Лабиринт. То ли банальность, то ли нестареющая классика. И то, и другое лучше, чем тьма. Значит, нужно просто выбрать правильный путь, а в случае неудачи - вернуться к центру и начать сначала. Если, конечно, все еще будешь в состоянии передвигаться. Ну что ж, это не кажется чересчур сложным. Начнем?
Он сам точно не смог бы сказать, обращается ли ученице, к хозяину со своеобразным чувством гостеприимства или просто разговаривает сам с собой. Любой собеседник - реальный или воображаемый сейчас подошел бы, хотя тех, кто мог ответить (или хотя бы дышать рядом, напоминая, что в очередном гиблом месте он сможет рассчитывать на помощь) Рэдалл всегда ценил больше, пусть и не спешил в этом признаваться. Он с интересом огляделся, изучая предоставленный им выбор. Довольно богатый, следовало признать. Некоторые тропы сразу скрывались в плотном ряду деревьев, некоторые шли прямо, и рассыпанные по ним искры еще долго виднелись среди стволов, некоторые едва ли можно было назвать даже звериными тропами, а некоторые напоминали небольшие просеки. И никаких подсказок. Интуиция оставалась единственным советчиком (не считая, конечно, принцессы, о существовании которой маг не забыл, но не рассматривать же ее советы всерьез), так что спорить с ней становилось просто неразумно, и Эгон, не задумываясь слишком надолго, направился к одному из змеящихся проходов между деревьями. Этот, в конце концов, был не так уж и плох, не хуже других, во всяком случае, до того, как земля под ногами поехала вниз, как будто маг стоял не на поляне посреди равнины, а на краю сыпучего горного склона. Не без усилия удержавшись, он отступил назад, чтобы наблюдать за тем, как прямо под ним с грохотом появляется пропасть, которую со скидкой на темноту можно было бы назвать бездонной. Пнул носком сапога оказавшийся рядом камень и слушал, как он, выстукивая, катится в бездну. Все это категорически не походило на иллюзию. Конечно, если иллюзия похожа на иллюзию, это может значить только то, что тот, кто работал над ней - бездарь, и все же.
- Ого... Интересно, это значит, что выбор неправильный или как раз наоборот?
