Это все было ненадолго. Определение «надолго» вообще не подходило ни к чему, что могло быть связано с магическим образованием имперской принцессы Эллы. Дольше всего с ней протянула, в свое время, леди Ольма – почти три года! – но та обладала просто поразительным энтузиазмом, вызванным скорее искренней и совершенно нерациональной, как на вкус Эллы, нести детям знания, чем приличным придворным жалованием. Болотный маг, как Элла окрестила Рэндлла Эгона еще в первый свой приезд, им со всей очевидностью похвастаться не мог, но был должен отцу. Должен попробовать. Последнее уточнение оказывалось на поверку крайне важным – даже не планируя доводить нового наставника до истерики, она все равно ставила на то, что продержится он не больше месяца или, может быть, если повезет, полутора. Это в какой-то степени даже огорчало, потому что любопытнейших вещиц в его доме она уже за первую пару часов заметила столько, что месяца на то, чтобы проверить все это на прочность, конечно же, не хватит. Ну, что же, значит придется расставлять приоритеты.

Вообще говоря, те, кто с пеной у рта утверждал, что принцесса Элла просто сама не желает учиться, были не вполне правы. Желание узнавать что-то новое у нее не пропадало ни на секунду, но вот беда: сосредоточиться на чем-то одном сознанию Эллы казалось практически преступным и победить саму себя она не могла. Тяжела жизнь мага-универсала! Взять, хотя бы, стихийников – занимаешься себе своими огоньками или воздухом, пока не затошнит, потому что выбора-то особого и нет. А она что? Ей ведь, в сущности, можно попробовать взяться за что угодно. И как тут удержаться? Она и не удержалась, уже незаметно потянувшись за чем-то особенно ее привлекшим своим мрачноватым внешним видом, пару часов назад, когда болотник очень выразительно намекнул гвардейцам, что трогать в его доме ничего нельзя. Пришлось отложить изучение предмета на более поздний срок.

Элла с любопытством оглядывалась по сторонам, стараясь держать себя в руках, а руки на коленях. Элла ведь, все-таки, леди. На самом деле, соблюдение простейших правил этикета не доставляло ей ровным счетом никакого дискомфорта, поэтому и спину она держала не задумываясь, и с места встала, когда Эгон с ней заговорил, практически сразу – некоторые вещи в тебя вдалбливают с таким усердием, что избавиться от них невозможно, где бы ты ни находился – хоть в столице на приеме, хоть в подгнившем доме на болотах.
Нового наставника, честно сказать, потрогать хотелось не меньше, чем все те безделушки, которыми было заполнено, на манер пещеры с сокровищами, его жилище. Было в нем что-то необычное: отталкивающее и вместе с тем загадочное. Впрочем, Элла допускала, что так просто падал свет. Или нет?
– Благодарю, мэтр Эгон, я не голодна, – принцесса лучезарно улыбнулась, начисто проигнорировав всякие попытки заставить ее сделать хоть что-нибудь. Чего от от нее хочет? Чтобы она показала, что может зажигать огонь? Элла сдержалась от того, чтобы поморщиться. Какие бы слухи ни ходили о бездарности императорской дочки, какие-то простейшие вещи она делать умела. Нет, ну надо же? Надеясь успокоить тем самым саму себя, принцесса сделала несколько шагов вперед, чуть приближаясь к своему новому наставнику.

– До нашего знакомства я думала, что вы старше, мэтр Эгон, – неожиданно озвучила Элла мысль, которая занимала ее последнюю неделю. Она все пыталась высчитать, сколько же Эгону было лет, когда тот задолжал Императору, и не могла понять. По всему выходило, что не больше пятнадцати, но отец, рассказывая эту историю близнецам, всегда описывал спасенного довольно взрослым мужчиной, старше самого себя так точно. Что-то здесь не сходилось. – Не сочтите за грубость, но сколько вам лет?
Внешне она бы дала ему тридцать пять. Или, может быть, сорок, и то с большой натяжкой, но ему должно было быть не меньше пятидесяти пяти, а то и больше. На ее памяти ни один целитель не мог омолодить пациента настолько сильно.

Болотник, впрочем, вместо того, чтобы сдаться и перестать пытаться начать ее обучение прямо с порога (надеясь, вероятно, что так он быстрее сможет отправить ее назад восвояси), продолжил, и тут уже Элла не смогла сдержать короткого смешка. Дело было в том, что слово «нельзя» на единственную дочь императора действовало буквально магически, и об этом предупреждали, насколько она знала, абсолютно всех, кому предстояло иметь с ней дело. Неужели Эгона забыли? Или вычеркнули из списка тех, о чьем благе стоило заботиться?
– Надеюсь, мы сразу сходим туда, куда ходить нельзя, и вы, мэтр, продемонстрируете мне, почему эти места так ужасны?
Топи Эллу не пугали. Что вообще могло быть здесь страшного, кроме мерзкого запашка тины, пропитавшего насквозь всю округу на несколько миль? Болотный маг, наверняка, ожидал, что она упадет в обморок от одного вида местных пауков или еще от чего-то подобного, но если так, то он ошибался. И знал слишком мало принцесс. Что, впрочем, не удивительно.
– С чего начнем? – деловито уточнила она, разворачиваясь к выходу и явно намереваясь немедленно отправиться навстречу приключениям. Или тому, что отсыревший на своих болотах Эгон считал приключениями. – Может, с дороги к призрачным озерам? Говорят, где-то там до сих пор встречаются призраки солдат Сефриса. Правда?

Элла смотрела на Рэндалла Эгона слегка разочарованно. Даже нет, не так. Она смотрела на Рэндалла Эгона крайне разочарованно. Допустим, имперская принцесса в действительности не верила, что выдержит ее компанию болотный маг достаточно долго, но и рассказы отца, и наблюдения его подчиненных, без которых Балазар, конечно же, не рискнул отправить дочь непонятно куда, говорили о том, что Эгон не принадлежал к когорте скучных и зашоренных магов ковена. Тех самых, которые стороной обходили нулевых, плевались ядом, глядя на ее, императорской дочери, неудачи, и пеклись о безопасности. Последний пункт, пожалуй, был самым важным. На этих болотах была жизнь – маг, как сообщали, проводит какие-то эксперименты, отказываясь даже общаться с ковеном, меняет, как перчатки, учеников, ни во что не ставит власть.
Пожалуй, объяснять, почему она ожидала увидеть отнюдь не озабоченного одним своим завтраком полуэльфа, который вдобавок к тому и на полуэльфа-то похож не был, уж она-то их видела немало, а что-то куда более впечатляющее, было ни к чему. А в итоге что? Куда это годится?

Элла поморщилась. Очередной до боли занудный наставник, не готовый показывать ей ничего, что можно было назвать настоящей магией. Еще один, кто будет причитать, что она еще слишком слаба, чтобы пытаться применять сильное колдовство. Из груди вырвался тяжелый вздох и Элла, остановившись у двери, развернулась и оперлась о дверной косяк, лениво наблюдая за тем, как Эгон готовит свой завтрак.
Может, просто сбежать? Вряд ли болотник ее догонит, да и разве станет? Отец, конечно, делал большие ставки на этот его долг жизни, но слово большинства людей, как и эльфов, не стоила и ломаного медяка, что уж говорить о том, с кого она сама по своей воле легко снимет лишнюю обузу? С рыбы стекал жир и с шипением приземлялся на угли, и Элла наблюдала за этим слегка даже завораживающим действом, еле слушая, о чем говорит маг. Все желание делать хоть что-нибудь как рукой сняло, и теперь деловитая принцесса Элла превратилась в Эллу уставшую от пустой болтовни. Пустая болтовня первых учителей. Пустая болтовня наставника, готовившего ее к университету, но уверенного в том, что за отцовские деньги и подарки ее возьмут туда и так. Пустая болтовня преподавателей из Вельма, которые восхваляли тех, кто выступал лучше других, и не обращали никакого внимания на любого, кто мало чем выделялся. Пустая болтовня мастеров, соглашавшихся учить ее после того, как она убила человека. Пустая болтовня болотника.
Еще, конечно, громкие обещания и детские страшилки.

– И что там запрещенного, в спальне? Боитесь, что увижу ваше нежно-розовое исподнее из эльфийского шелка, мэтр Эгон? Не переживайте, я никому не скажу.
Ну да. Конечно же, там он хранил самые страшные артефакты и самые ужасные зелья. И естественно она, как впечатляющая бездарность, по его мнению должна была, очевидно, немедленно попробовать это все на вкус и бесславно умереть. На это ведь она была способна по отзывам предыдущих наставников, и только-то.
– Скажите честно, мэтр Эгон, вы пытаетесь меня напугать? Если так, то вам стоит выбрать что-то чуть более впечатляющее, чем пауки и москиты. А географию я знаю не хуже вашего, и если вдруг надумаю сбежать, дело за этим не станет.
Элла медленно опустилась обратно на стоящую у входа скамейку и снова окинула взглядом жилище Эгона. Уже без прежнего любопытства – поняв, что ничего интересного ей здесь просто не светит.
– А если вы не хотите меня учить, вам достаточно это просто озвучить, и я сама откажусь. Отец не будет заставлять. Мне надоели трясущиеся за каждый мой взмах рукой наставники, единственная цель которых – ни в коем случае не дать мне пораниться. Все просто – пара слов и вы свободны от вашего долга. Или можем для начала недельку поизображать, как с остальными, что вы честно пытаетесь меня чему-то научить. Я даже почитаю очередной столетний талмуд, в котором маг-теоретик, ни разу не высунувший носа из Драконьей башни, рассказывает, как правильно колдовать правильным магам.

За-ну-да. Какой же этот болотник зануда. Нет, она ожидала всего, чего угодно, но только не вот этого почти старческого поведения от выглядящего еще достаточно молодым наставника. Он боится, что она увидит огненный шар! То есть ловушки он ставит, а просто запереть свою комнату не может? Неслыханно просто. Внутри Эллы нарастало смешанное чувство обиды и возмущения, добавившихся к разочарованию. Клеймо, устроившееся на лбу Рэндалла, гласило: очередной скучный мэтр.
Вместо ответа Элла вздохнула и проследила за опасливым взглядом Эгона, который уперся в совершенно непримечательную на первый взгляд стену. Однако нужно было быть полной дурой, а ею, вопреки расхожему мнению, Элла не была, чтобы не понять — на простые стены так не смотрят. Когда маг обернулся, Элла встретила его заинтересованно изогнутой бровью и вопросительным взглядом.
— Что-то прячете? Трупы предыдущих учеников?
Но Эгон к тому моменту снова расслабился и вернул на лицо свое высокомерно-снисходительное выражение, которое Эллу так раздражало абсолютно во всех ее учителях. Почему у мечников, которые учили ее фехтовать, такого не бывало? А у колдунов — как у одного.
— Я не предлагала его не отдавать, — Элла качнула головой из стороны в сторону и сцепила руки в замок. —Предлагала погасить досрочно. Слышали о таком?

Впрочем, куда ему, на его болотах. Принцесса еще раз оглядела своего нового мэтра и его жилище, едва удержавшись от того, чтобы закатить глаза. Если уж ей предстоит действительно остаться здесь надолго, над этим всем необходимо будет поработать. Не то, чтобы Элла была слишком уж капризна и требовала многого, но  от некоторой степени комфорта отказываться не собиралась. По крайней мере до тех пор, пока его она может устроить своими силами.
В то время, как она отвлекалась на размышления об оформительских изысканиях, которые могли бы превратить хижину на болотах хотя бы, скажем, в приличный такой домик, Рэндалл неутомимо читал нотации. Так, будто у него и вправду это было в крови. Может, он преподавал в Вельме?
— Хорошо. И где же здесь не опасно? В сенях? — она пару моргнула, вымывая из глаз пылинки, и перевела взгляд на Эгона. — Если даже в спальне меня ждет огненный шар. А тут не то, чтобы очень просторно. Бал не устроишь.
Элла сцепила руки крепче, сдерживая раздражение, подступающее к горлу, словно тошнота, и напомнила себе, что она в гостях. Во всяком случае до тех пор, пока ей не предложат чувствовать себя как дома. А на такое гостеприимство болотник едва ли был способен.
— Если, — похоже им обоим сегодня нравилось диктовать условия. Хотя Элла и считала, что Эгон это все зря, отступить уже не могла. — Вы не хотите, чтобы меня тут что-то убило, то просто запишите уже все ловушки, которые здесь стоят. Я ведь какая-то глупенькая принцесса, могу и не запомнить.

Элла хмыкнула, закусывая внутреннюю часть губы, чтобы не позволить себе сказать еще хоть что-то, достаточно. В конце концов, это он может себе позволить быть неприветливым, а ей надо бы держать лицо. Но, Девятеро, как это трудно! И как хочется вместо того, чтобы разговаривать, запустить чем-то в Эгона, как в одного из братьев. Обычно взрослые на нее такого неизгладимого впечатления не производили.
— Оставьте себе, раз они вам так дороги, я не расстроюсь.
Скорее уж, Элла бы обрадовалась. Чтение навевало на нее такую тоску, что впору было садиться и выть. Няньки любили вспоминать, как относилась к книгам королева Осбурга, но унаследовал ее любовь к литературе, тем паче академической, только Ниолор. Элле и Нейрину от этого материнского качества не осталось ничего, что ее воспитателей всегда крайне ужасало и возмущало. Но что поделаешь? Единственное, что могло ее впечатлить — это действительно древние легенды. Но те, до которых она еще не добралась, кажется, все были у эльфов.
Или в спальнях магистров Ковена. Под матрасом.

Замечание о собственной скорой кончине Элла пропустила мимо ушей: слишком часто их слышала. Любой вшивенький полуэльф считал своим долгом напомнить, что совершенно точно ее переживет и даже застанет ее старость. С последним принцесса соглашаться не спешила, раз за разом доказывая, что до ее старости есть шанс не дожить у всех, и в первую очередь — у нее самой.
— Я их не бросала, — машинально поправила Элла, когда Рэндалл, внезапно, сделал ей практически комплимент, в очередной раз критически высказавшись об университете. И поняла, что теперь уже надо договаривать. — Меня выставили.  За убийство человека. Вам разве не рассказали?
Она нахмурилась и сглотнула, смачивая неожиданно пересохшее горло. Прошло уже почти три года — в мае будет третья годовщина со дня смерти Вальда, а она до сих пор изредка видела его во сне. Так, будто вечный третьекурсник еще не все ей сказал и учителя и родители не смогли сделать это за него. Выяснить, как именно умер Нортгар, впрочем, не смогли. То есть, смогли, разумеется — у парня остановилось сердце, однако, пояснять, как именно в этом поучаствовала она, Элла, не стали. Может и разбираться вовсе. Балазар даже высказывал мысль, что она, его дочь, тут и вовсе не причем. Но, в общем-то, все чаще дома, за закрытыми дверями кабинета.
Вопрос об одежде вернул Эллу к размышлениям о том, что бал в этих, с позволения сказать, залах, конечно, не устроишь.
— Мне нужно переодеться. Подождите.

Разумеется, она взяла достаточно комплектов одежды и, по правде сказать, платьев среди них практически не было. Хотя в одном Эгон был от истины недалек: Элла действительно любила балы и посещала их с особым, трепетным удовольствием. Она отлично помнила свой первый серьезный бал: не тот, на который ее пускали в качестве прячущегося в юбках у дам малолетнего ребенка, а настоящий, тот, на который девушку со особым усердием собирает вся женская половина семьи. Матери, правда, в живых не было, и ни у нее, ни у отца не случилось сестер, но их роль прекрасно исполнили старая няня и леди Сефриса – жена родного брата матери Эллы. Они хотели, чтобы юная принцесса блистала – и у них это получилось. Элле было почти тринадцать, когда на очередном приеме она, от волнения спотыкаясь и путаясь в собственном подоле, шла под руку с отцом, а не среди толпы ребятишек, которых впускали уже после первого представления гостей. Она помнила, как ее, непривычно притихшую, от тяжести и неопробованности нового, взрослого статуса, приглашал на первый танец кузен, и как он же шутил что-то расслабляющее ей на ухо, уговаривая не вцепляться в его плечо так, будто бы за ней гонится стая голодных варгов. А еще – как проклинала она неудобные, но потрясающе красивые туфли, которые было почти невозможно носить, но также невозможно и выбросить – настолько они были прекрасны.

К слову сказать, необъяснимая тяга к совершенно непригодной для жизни, но необычной и красивой обуви у Эллы осталась и по сей день. И даже сюда, на болота, она зачем-то притащила то, над чем мэтр Эгон наверняка хохотал бы ни один час: расшитые золотыми нитями башмачки, надеть которые здесь было совершенно некуда, да и ни к чему – они хоть и были комфортными, но подходили только для танцев на балах, а никак не для прогулок по болотам.
Элла осознала себя разглядывающей золотые туфли спустя некоторое время после того, как объявила болотнику, что ей небходимо сменить наряд, и выругалась сквозь зубы: неудивительно, если он успел подумать, что принцесса, умаявшись, неожиданно уснула. Наспех подобрав волосы лентой и устроив на поясе ножны меча, выдававшего в ней человека, который надеется отнюдь на не магическую свою силу, Элла выскользнула из отведенной ей комнатки и тут же ринулась за дверь, надеясь не услышать от нового наставника очередной порции нравоучений. Эгон, все же, вызывал не только иррациональное желание дотронуться, как до какой-то древности, но и нежелание почувствовать на себе волну его неодобрения. Ощущение это для Эллы было необычным и она, как могла, старалась затолкать его куда-то подальше. Способов этого она знала не так много и самым очевидным из них было побольше болтать.

– И все-таки, куда мы пойдем? – уже без прежней спеси уточнила она, совершенно механическим, привычным жестом руки запахивая за ними дверь в дом. Так, будто бы она и не была в гостях. – Только не говорите, что собирать жаб для какого-нибудь зелья. Шутки шутками, а университетский зельевар первые три занятия заставлял нас заниматься подготовкой ингредиентов из внутренностей всякой погани. И так и не научил практически ни одному зелью, для которого нужно было бы что-то из этого добра.
Она сдавленно хохотнула и огляделась, по-новому рассматривая владения болотника. Паучьи топи были местом, которое, откровенно говоря, не любили: и местные, и путники находили окрестности пугающими и опасными. Можно было и лошадь потерять, и на нечисть наткнуться. Но Эгон же здесь как-то жил.
– Мэтр Эгон, почему вы живете на болотах, а не в каком-нибудь городе? Вы ведь хороший маг, работы которому нашлось бы немало. И, прямо сказать, не выглядите как тот, кому совсем неважен комфорт.